Стрендж улыбнулся.
— Годится. Отправляйтесь же обратно к мистеру Норреллу и передайте ему мои наилучшие пожелания. Скажите, что я надеюсь, его удовлетворят те ответы, которые я дал вам. А если ему угодно узнать еще что-нибудь, вы сможете застать меня дома завтра около четырех.
— Спасибо, сэр. Вы чрезвычайно откровенны и открыты.
— А почему бы и нет? Норрелл любит охранять свои секреты, а вовсе не я. Я не сказал вам ничего, чего не будет в моей книге. Примерно через месяц любые мужчина, женщина или ребенок в Англии смогут прочесть ее и составить собственное мнение о моих познаниях. Не вижу, как Норрелл сумеет помешать публикации.
49
Безумство и необузданность
Март 1816
Через несколько дней после визита к граверам Стрендж пригласил сэра Уолтера и лорда Портишеда на обед. Оба джентльмена не раз обедали у Стренджа, но после смерти миссис Стрендж впервые оказались в доме на Сохо-сквер. Увы, многое здесь изменилось к худшему. Судя по всему, Стрендж вернулся к холостяцким привычкам. Столы и стулья почти скрылись под кипами бумаг. Неоконченные главы книги можно было встретить в любом уголке дома, а в гостиной заметки появились даже на обоях.
Сэр Уолтер попытался было снять со стула стопку книг.
— Нет-нет! — закричал Стрендж. — Не трогайте! Они лежат в строжайшем порядке!
— На что же мне сесть? — озадаченно поинтересовался сэр Уолтер.
Стрендж раздраженно фыркнул, как будто гость потребовал чего-то немыслимого, тем не менее книги убрал, и при этом лишь раз отвлекся от процесса, чтобы уткнуться в одну из них. Прочитав какой-то важный отрывок дважды и записав на обоях комментарий по его поводу, он снова обратил внимание на гостей.
— Очень приятно вновь увидеть вас здесь, милорд, — повернулся он к Портишеду. — Я всех спрашиваю о Норрелле — также, как, наверное, он спрашивает обо мне. Надеюсь, вы сможете мне многое рассказать.
— Мне казалось, я уже сообщил все, что мог, — жалобно заметил сэр Уолтер.
— Да-да. Вы рассказали, где Норрелл бывал, с кем разговаривал, как к нему относятся министры. Но я спрашиваю его светлость о магии. А вы знаете о магии всего лишь…
— На несколько квадратных дюймов обоев? — предположил сэр Уолтер.
— Вот именно. Ну же, милорд. Поведайте мне. Чем мистер Норрелл занимается в последнее время?
— Ну, — начал лорд Портишед, — по просьбе лорда Ливерпуля он составляет заклинания, чтобы помешать Бонапарту вырваться на свободу. Кроме того, он изучает «Рассуждения о Царстве света и Царстве тьмы». Ему кажется, что он обнаружил нечто весьма важное.
— Что именно? — взволнованно воскликнул Стрендж. — Что нового он рассмотрел в «Рассуждениях»? [122]
— Он нашел нечто важное на семьдесят второй странице издания Кромфорда. Какое-то новое применение «Заклинания для вызывания смерти». Я плохо понял, в чем там суть [123] . Мистер Норрелл, видимо, полагает, что данный принцип можно применить для лечения болезней у людей и животных — вызвать болезнь из тела, словно демона.
— А, это! — с явным облегчением воскликнул Стрендж. — Да-да, конечно. Теперь я понимаю, что именно вы имеете в виду. Я подумал о том же в прошлом году, в июне. Так значит, Норрелл только что до этого дошел? Ну, прекрасно!
— Многих удивило, что после вас он никого не взял в ученики — продолжал лорд Портишед, — тем более что к нему многие обращались. Он никого не принял. Более того, насколько я могу судить, он не беседовал с претендентами и не ответил на их письма. Его стандарты слишком высоки, и никто не в состоянии сравниться с вами, сэр.
Стрендж улыбнулся.
— Ну, так я и думал. Он едва терпит существование еще одного волшебника. Третьего ему не вынести. Уже совсем скоро я сумею его превзойти. В борьбе за судьбу английской магии силы распределяются слишком неравномерно. На его стороне останется один волшебник, а на моей — десятки. Во всяком случае столько, сколько я смогу выучить. У меня уже есть намерение превратить Джереми Джонса в некое подобие анти-Чилдермаса. Он сможет разъезжать по стране, разыскивая всех тех, кого Норрелл и Чилдермас сумели отговорить от изучения магии. Мы убедим их в обратном — в необходимости ее изучать. Я уже беседовал с несколькими молодыми людьми. Двое или трое подают большие надежды. Второй сын лорда Чолдекотта, Генри Пурфуа, уже прочел уйму третьесортных книг о магии и биографий волшебников. Из-за этого беседовать с ним скучновато, но он-то, бедняга, в этом не виноват. Кроме него, интересен Уильям Хедли-Брайт, который при Ватерлоо был одним из адъютантов герцога Веллингтона, а также странный человечек по имени Том Леви, который в настоящее время служит учителем танцев в Норидже.
— Учителем танцев? — нахмурился сэр Уолтер. — Тот ли это человек, которого стоит убеждать заниматься магией? Как-никак, это профессия для джентльменов.
— Не понимаю, почему. Во-первых, Леви нравится мне больше всех. Он первый человек, встреченный мною за многие годы, которому магия доставляет удовольствие. А во-вторых, он единственный умудрился постичь азы практической магии. Это по его милости вон та оконная рама пустила ростки — ветки и листья. Наверное, вы уже успели удивиться такой странности.
— Если честно, — признался сэр Уолтер, — здесь столько всего странного, что я даже не заметил.
— Разумеется, Леви не собирался оставлять раму в таком состоянии, — продолжал Стрендж, — но не сумел отменить магию. И я не смог. Наверное, придется сказать Джереми, чтобы позвал плотника.
— Прекрасно, что вы нашли столько достойных молодых людей. Это сулит английской магии большое будущее.
— Ко мне просятся и барышни, — заметил Стрендж.
— Барышни! — воскликнул лорд Портишед.
— Да, разумеется! Не знаю, почему бы женщинам не изучать магию. Это просто одно из заблуждений Норрелла.
— Хм, что-то их стало слишком много, — пробормотал сэр Уолтер.
— Чего?
— Заблуждений мистера Норрелла.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего, ничего! Не обижайтесь, пожалуйста. Но я заметил, вы не упомянули о том, что приняли кого-нибудь из дам в ученицы.
Стрендж вздохнул.
— Вопрос здесь чисто практический. Волшебник и его ученик должны проводить вместе очень много времени — в чтении и обсуждении прочитанного. Если бы не умерла Арабелла, тогда, наверное, я смог бы брать учениц. Однако теперь мне пришлось бы иметь дело с компаньонками и всем таким, на что у меня просто не хватит терпения. На первом месте должны стоять мои собственные исследования.
— Так какую же новую магию вы собираетесь нам показать? — с энтузиазмом поинтересовался лорд Портишед.
— А! Рад, что вы спросили! Я много думал на этот счет. Если возрождению английской магии суждено продолжаться — а вернее, если ей дозволено вырваться из-под единовластия Гильберта Норрелла, — то я должен научиться чему-то новому. Однако новая магия достигается нелегко. Я мог бы выйти на Дороги Короля и постараться достичь тех стран, где магия — не исключение, а правило.
— Боже милостивый! — воскликнул сэр Уолтер. — Только не это! Неужто вы совсем сошли с ума? Мне казалось, мы уже пришли к заключению, что Дороги Короля слишком опасны…
— Да-да! Ваше мнение мне хорошо известно. Вы достаточно долго читали мне нотации по этому поводу. Однако дайте договорить! Я всего лишь перечисляю возможные варианты. Я не выйду на Дороги Короля. Я дал слово моей… Арабелле не делать этого [124] .
Наступило молчание. Стрендж вздохнул и помрачнел. Он явно задумался о чем-то — или ком-то — совсем ином.
Сэр Уолтер спокойно заметил:
— Я всегда высоко ценил суждения миссис Стрендж. Следовать ее совету — самая мудрая жизненная позиция. Примите мое сочувствие, Стрендж. Разумеется, вы стремитесь к постижению новой магии — любой ученый на вашем месте испытывал бы то же самое. Однако не вызывает сомнений, что единственный надежный путь постижения магии — книжное знание.
122
Ученые волшебники, как правило, приходят в большое волнение, когда слышат о новых открытиях, касающихся доктора Пейла. Он занимает особое место в магической истории Англии. До появления Стренджа и Норрелла он оставался единственным достойным внимания практикующим волшебником, записавшим свои знания и теории. Естественно, его книги ценятся куда выше других.
123
На протяжении многих веков этот отрывок считался весьма интересным и оригинальным, но не имеющим практической ценности, поскольку в наши дни уже никто не верит, что Смерть — личность, с которой можно беседовать таким образом, как предлагает Пейл.
124
Большинство из нас противится ограничениям, которые накладывают на нас родные и близкие, но как все меняется, если вдруг приходится пережить утрату любимого человека! Ограничение тут же принимает характер священного обета.