Стрендж осмотрел шкаф и нашел его сырым и покрытым плесенью, а потому решил не ставить в него книги, поэтому и книги, и бумаги кипами высились прямо на полу. Однако он подружился с деревянным человеком — настолько, что, работая, постоянно обращался к нему с замечаниями, в частности, следующего содержания:

— Ну, что скажешь? Или:

— Донкастер или Белазис? Что посоветуешь? [137]

Или:

— Ты его видишь? Я — нет.

А однажды даже раздраженно воскликнул:

— О, помолчи, пожалуйста!

Он вынул листок, на котором раньше написал заклинание. Губы его начали двигаться — как всегда, когда волшебники произносят заклинание. Закончив, он огляделся, словно ожидая увидеть в комнате кого-то еще, однако никто не появился. Стрендж вздохнул, скомкал листок и с досадой швырнул его в деревянного человека. Потом взял другой лист, что-то записал, заглянул в книгу, поднял с пола первый, скомканный, листок, разгладил его и, внимательно, целых полчаса, читал, ероша себе волосы, а потом снова скомкал и выбросил в окно.

Где-то зазвонил колокол. Звук плыл одиноко и печально, заставляя вспомнить о диких, заброшенных краях, темных небесах и пустоте. Наверное, именно такие мысли посетили Стренджа, потому что он вдруг оставил свое занятие и выглянул из окна, словно желая удостовериться, что Венеция стоит на месте и не превратилась в унылые заброшенные руины. За окном, однако, продолжалась обычная суета и царило оживление. В голубой воде сияло солнце. Площадь наполняли люди: венецианки шли в Санта-Мария Дзобениго, австрийские солдаты прогуливались и с любопытством поглядывали по сторонам, торговцы пытались всучить им всякую всячину, мальчишки дрались между собой или клянчили у прохожих монетки, кошки важно брели по своим неведомым делам.

Стрендж вернулся к работе. Он снял сюртук и закатал рукава рубашки, потом вышел из комнаты и вернулся с ножом и белой миской. Нож был нужен, чтобы добыть из собственной руки немного крови. Поставив миску на стол, волшебник заглянул в нее, пытаясь определить, достаточно ли крови выпустил. Однако потеря крови, судя по всему, подействовала сильнее, нежели он ожидал. Голова закружилась, он пошатнулся и задел стол — миска упала на пол. Стрендж ругнулся по-итальянски (очень подходящий для ругательств язык) и оглянулся, ища, чем вытереть кровь.

На столе лежала белая ткань — ночная рубашка, которую Арабелла сшила ему в первые годы замужества. Не отдавая себе отчета в том, что это такое, Стрендж протянул к рубашке руку и уже почти взял ее, когда из темноты выступил Стивен Блек и протянул тряпку. Это простое действие он сопроводил тем почтительным полупоклоном, который входит в кровь и плоть вышколенного слуги. Стрендж взял тряпку и вытер кровь (надо сказать, довольно плохо). О присутствии в комнате Стивена он и не подозревал. Слуга взял со стола рубашку, встряхнул, расправляя складки, потом аккуратно сложил и перенес на стоящий в углу комнаты стул.

Стрендж бросился в кресло, ударил порезанной рукой о край стола, снова выругался и закрыл лицо руками.

— Что он делает? — шепотом поинтересовался Стивен Блек.

— Пытается вызвать меня, — так же шепотом ответил джентльмен с волосами, словно пух на отцветшем чертополохе. — Хочет задать массу вопросов относительно магии! Однако шептать незачем, мой дорогой Стивен. Он не может ни слышать нас, ни видеть. Английские волшебники такие смешные! Все делают шиворот-навыворот. Наблюдать, как он творит магию, — все равно, что смотреть на человека, который пытается пообедать в надетом задом наперед сюртуке, с завязанными глазами и ведром на голове. Ты когда-нибудь видел, чтобы я творил такие глупости? Пускал себе кровь или царапал что-нибудь на клочках бумаги? Если мне необходимо что-нибудь предпринять, я разговариваю с воздухом или с камнями, или с солнечным светом, или с морем, или с чем-то иным. Я вежливо излагаю свою просьбу. Поскольку союз с этими силами заключен тысячелетия назад, они охотно исполняют все необходимое.

— Понимаю, — ответил Стивен. — Однако, несмотря на всю невежественность, волшебник все-таки преуспел. В конце концов, сэр, ведь вы здесь, не так ли?

— Да, наверное, так, — раздраженно согласился джентльмен. — И все равно вызвавшая меня магия неуклюжа, беспомощна и неизящна. А кроме того, какой ему от меня прок? Никакого! Я не желаю ему показываться, а он не знает способов противодействия. Стивен! Быстро! Переверни страницы вон той книги! Ветер в комнату не залетает, так что это его озадачит. Ха! Смотри-ка, как уставился! Он почти подозревает наше присутствие, но видеть нас не может. Ха-ха-ха! Злится! Ну-ка, ущипни его за шею, да побольнее. Он подумает, что это комар!

52

Пожилая дама из Каннареджо

Конец ноября 1816

Незадолго до отъезда из Англии доктор Грейстил получил письмо от приятеля из Шотландии, тот умолял, чтобы в Венеции доктор навестил одну живущую там пожилую даму. Шотландский приятель подчеркивал, что это будет актом благотворительности, поскольку дама, некогда богатая, теперь утратила все свое состояние и живет очень бедно. Доктор Грейстил смутно припоминал что-то насчет смешанного происхождения дамы: она была то ли полуиспанкой, полушотландкой, то ли полуирландкой, полуеврейкой.

Доктор Грейстил постоянно помнил о поручении и собирался его исполнить. Однако за множеством переездов и гостиниц, оказавшись в Венеции, он внезапно обнаружил, что потерял письмо и не может по памяти воссоздать его содержание. Не знал он и имени старушки — сохранился лишь клочок бумаги, на котором было нацарапано, как до нее добраться.

Тетушка Грейстил заявила, что в столь сложной ситуации следует письмом уведомить даму о визите. Хотя, добавила она, письмо без обращения наверняка будет выглядеть чрезвычайно странно. Дама, несомненно, сочтет их крайне невоспитанными людьми. Доктор Грейстил смущался и нервничал, однако ничего другого не придумал, кроме как написать уведомительное письмо и отдать квартирной хозяйке, чтобы та отнесла его пожилой даме.

Здесь произошла первая странность этого мероприятия, поскольку квартирная хозяйка, прочитав адрес на конверте, нахмурилась, а затем — по причинам, не совсем понятным доктору Грейстилу — послала письмо своему деверю на остров Джудекка.

Несколько дней спустя этот самый деверь — элегантный маленький венецианский юрист — нанес доктору Грейстилу визит. Он сообщил, что отправил письмо по назначению, но уведомил, что дама проживает в той части города, которая носит название Каннареджо, в еврейском гетто. Письмо было передано в руки почтенному еврейскому джентльмену. Ответа, однако, не последовало. Что доктор Грейстил желает предпринять далее? Маленький венецианский юрист будет счастлив оказать доктору Грейстилу любую услугу.

Ближе к вечеру мисс Грейстил, тетушка Грейстил, доктор Грейстил и юрист (которого звали синьор Тосетти) проплыли в гондоле мимо центральной площади, носящей имя святого Марка. Здесь они увидели мужчин и женщин, готовящихся приятно провести вечер. Потом миновали причал возле Санта-Мария Дзобениго, и мисс Грейстил обернулась, чтобы взглянуть на освещенное оконце — вполне возможно, что оно принадлежало мистеру Джонатану Стренджу. Проплыли мимо Риальто, здесь тетушка Грейстил начала вздыхать, жалея бедных босоногих детишек.

В Гетто Нуово они оставили гондолу. Хотя все дома в Венеции кажутся старыми и необычными, в гетто они еще старше и необычнее, как будто живущий здесь торгашеский люд специализируется на старине и странности. Хотя все венецианские улицы несут на себе налет меланхолии, здешние были меланхоличны по-своему, словно еврейская и не еврейская грусть замешиваются по различным рецептам. И все-таки дома выглядели вполне незатейливо, а дверь, в которую постучал синьор Тосетти, вполне подошла бы любому квакерскому английскому дому.

Дверь открыл слуга, он пригласил посетителей войти и проводил их в темную комнату, обшитую очень старым на вид деревом, от которого сильно пахло морской водой.