— Да? Тебе это ясно? Ну что же, Джонатан, я сильно сомневаюсь, что это ясно и мистеру Норреллу.

Во время этой дискуссии сэр Уолтер и подполковник Грант чувствовали себя неуютно, как всякие люди, невольно оказавшиеся свидетелями семейной сцены. Положение их усугублялось еще и тем, что, кажется, и Стрендж, и Арабелла были ими недовольны. Они уже выслушали от Арабеллы несколько резких замечаний, когда признались, что подтолкнули Стренджа на это опасное предприятие. Теперь и Стрендж бросал на них сердитые взгляды, словно гадая, зачем они среди ночи заявились к нему домой и вывели из равновесия его всегда покладистую жену.

Как только в споре возникло некое подобие паузы, Грант пробормотал что-то о позднем времени, гостеприимстве, которым он злоупотребляет, и необходимости поспать. На него, однако, никто не обратил внимания, поэтому он вынужден был остаться на месте.

Сэр Уолтер был человеком более решительным. Он рассудил, что был не прав, отправив Стренджа в путешествие по Зазеркалью, и намеревался хоть как-то загладить свой промах. Будучи политиком, он привык излагать свое мнение, не смущаясь тем, что другие не настроены его слушать.

— Вы прочли все книги по магии? — спросил он у Стренджа.

— Что? Нет, конечно, нет! Вы хорошо знаете, что еще не прочел! — ответил Стрендж. (Он подумал о библиотеке в Хартфью.)

— Все эти залы, в которых вы побывали, — где они находятся? — вопросил сэр Уолтер.

— Не знаю.

— Вы знаете, что это за темная равнина, над которой перекинут мост?

— Не знаю, но…

— В таком случае лучше поступить так, как предлагает миссис Стрендж, и прочесть все об этих Дорогах, прежде чем на них возвращаться, не так ли?

— Однако сведения из книг неточны и противоречивы! Даже Норрелл так говорит, и он уже прочел все, что про них написано, уж не сомневайтесь!

Арабелла, Стрендж и сэр Уолтер спорили еще добрых полчаса, пока все не устали и не захотели спать. Только Стренджу понравились все эти жуткие безмолвные залы, бесконечные дороги и темные пустоши. Арабелла была просто напугана этими описаниями, а сэр Уолтер и подполковник Грант чувствовали себя очень неуверенно и неуютно. Волшебство, казавшееся несколько часов назад таким простым, таким английским, неожиданно повернулось к ним своей нечеловеческой, неземной, потусторонней гранью.

Что касается Стренджа, то он пришел к выводу, что перед ним самые бестолковые и несносные люди в Англии. Они, кажется, не понимали, что он совершил нечто воистину ВЫДАЮЩЕЕСЯ. Не нужно обладать особой проницательностью (думал Стрендж), дабы осознать, что это самое поразительное достижение за всю его карьеру. Со времен Мартина Пейла ни один английский волшебник не бывал на Дорогах Короля. А вместо поздравлений и похвал своему магическому искусству он слышит жалобы и сердитые замечания совершенно в норрелловском духе.

На следующее утро Стрендж встал с постели преисполненный решимости вернуться на Дороги Короля. Он весело поздоровался с Арабеллой, поболтал с ней о каких-то пустяках и вообще пытался сделать вид, что размолвка случилась из-за ее вчерашней усталости. Однако не успел он воспользоваться результатами своей невинной уловки и ускользнуть через ближайшее большое зеркало, как Арабелла сообщила, что придерживается мнения, высказанного накануне.

Однако что проку следить за развитием ссоры между супругами? Такой разговор петляет, словно река, его, как притоки, питают обиды и горести прошлых лет, непонятные никому, кроме двух главных участников. Ни одна из сторон не бывает абсолютно права, а если и бывает, какое это имеет значение?

Побеждает желание жить в гармонии и дружбе с любимым человеком, и Стрендж с Арабеллой не были исключением. Спустя два дня споров и взаимных уступок они дали друг другу обещания Муж обещал жене не возвращаться на Дороги Короля, пока та не разрешит. Жена обещала мужу дать разрешение, как только он убедит ее, что это совершенно безопасно.

37

Пять Драконов

Ноябрь 1814

Семь лет назад дом мистера Ласселлза на Бретон-стрит считался одним из лучших в Лондоне. Он изумлял тем совершенством, какого может достичь только очень богатый и незанятой человек, посвятивший большую часть времени собиранию картин и скульптур, а большую часть душевных сил — выбору мебели и обоев. Ласселлз обладал безупречным вкусом и способностью соединять цвета в самых свежих и поразительных сочетаниях. Особенно ему нравились голубовато-серые тона и темная бронза. Однако он не привязывался к тому, чем владел, и продавал картины так же часто, как и покупал, не превращая свой дом в картинную галерею. В каждой комнате было всего несколько полотен и статуэток — зато лучших и самых примечательных в Лондоне:

Однако в последние семь лет великолепие дома начало постепенно тускнеть. Цвета были все так же изысканны, но не менялись уже семь лет. Мебель, спору нет, была дорогой, но ее считали модной семь лет назад. За эти годы в собрании мистера Ласселлза не объявилось новых приобретений — замечательные скульптуры, привозимые в Лондон из Италии, Египта и Греции, попадали в руки других джентльменов.

Мало того, в доме появились все признаки того, что хозяин занялся какой-то полезной деятельностью, что он работает.

Доклады, рукописи, письма и правительственные документы ле жали на всех столах и стульях, экземпляры «Друзей английской магии» и книги по волшебству можно было увидеть в каждой комнате.

Ласселлз по-прежнему презирал всякий труд, но с приездом мистера Норрелла в Лондон стал занятым человеком. Именно он предложил лорда Портишеда на должность редактора «Друзей английской магии», но то, как его светлость исполнял редакторские обязанности, доводило Ласселлза до исступления. Лорд Портишед во всем уступал мистеру Норреллу, учитывал все его замечания и поправки, в итоге журнал с каждым номером становился все более скучным и велеречивым. Осенью 1810 года Ласселлз добился для себя должности соредактора. Журнал имел самое большое в Англии число подписчиков, и к работе следовало относиться очень серьезно. Вдобавок Ласселлз писал статьи по магии для других журналов и газет, консультировал министров по вопросам магии, почти ежедневно посещал мистера Норрелла, а в свободное время изучал историю и теорию волшебства.

Через два дня после визита Стренджа к миссис Буллворт Ласселлз в своей библиотеке трудился над очередным номером «Друзей английской магии». Было уже за полдень, но он еще не выкроил времени, чтобы побриться и одеться, поэтому сидел в халате за грудой книг, бумаг, немытых тарелок и кофейных чашек. Нужное письмо куда-то запропастилось, и Ласселлз пошел его поискать. В гостиной кто-то сидел.

— А, — произнес Ласселлз, — это вы.

Жалкое создание в кресле подняло голову.

— Лакей пошел вас искать, чтобы доложить обо мне.

— А! — Ласселлз замолчал, явно не зная, что добавить, потом сел в кресло напротив гостя, подпер подбородок кулаком и задумчиво уставился на Дролайта.

Дролайт был бледен, глаза ввалились. Платье покрылось пылью, туфли были почищены кое-как, а воротник и манжеты загрязнились.

— Очень нелюбезно с вашей стороны, — произнес наконец Ласселлз, — принимать деньги за то, чтобы меня разорили, искалечили и довели до безумия. И от кого — от Марии Буллворт! Не понимаю, чем я ей так досадил. Ее вина не меньше моей. Я не принуждал ее выходить замуж за Буллворта — просто я предложил ей выход, когда она сказала, что не может больше его видеть Это правда, что она просила Стренджа наслать на меня проказу?

— Возможно, — вздохнул Дролайт, — не могу сказать наверняка. Главное, вам решительно ничего не грозило. Вы сидите здесь, богатый, здоровый, преуспевающий, как всегда, а я — несчастнейший человек в Лондоне. Я три дня не спал. Сегодня утром руки у меня так тряслись, что я едва смог завязать галстук. Вы представить себе не можете, что значит для меня появляться на людях таким пугалом. Хотя какое это имеет значение — меня никто не принимает. Меня не впускают ни в один лондонский дом. За исключением вашего. — Дролайт помолчал. — Мне не следовало вам об этом говорить.