Том II

Джонатан Стрендж

23

Призрачный дом

Июль 1809

Летним днем 1809 года два всадника скакали по пыльной дороге в Уилшире. Небо сияло синевой, а под небом на неистовом летнем солнце в призрачной дымке лежала Англия. Громадный конский каштан простер свою тень над дорогой, тень поглотила всадников, оставив только их голоса.

— …почему вы медлите с публикацией? — спрашивал один. — Это ваш долг, сами знаете. Я пришел к заключению, что первейшая обязанность современного чародея — опубликовать свои работы. Удивлен, что Норрелл до сих пор этого не сделал.

— Сделает, — отвечал второй голос. — Но кто, скажите на милость, будет читать то, что напишу я? В то время, когда Норрелл чуть ли не ежедневно удивляет всех новыми чудесами, кого заинтересует работа волшебника-теоретика?

— Вы слишком скромны, — заметил первый голос. — Не стоит так полагаться на Норрелла. Он не всесилен.

— Пока он прекрасно справляется.

Встреча со старыми друзьями всегда приятна, особенно с такими, как мистер Хонифут и мистер Сегундус. Что заставило их забраться в седло, да еще в, такой жаркий день? Это упражнение они проделывали нечасто, ибо мистер Хонифут был слишком стар, а мистер Сегундус слишком беден. От жары мистер Хонифут сначала вспотел, потом зачесался и, наконец, покрылся крапивницей, а от ослепительного солнечного сияния голова у мистера Сегундуса просто раскалывалась. Что привело этих двоих в Уилшир?

А случилось вот что. Изыскания вокруг маленькой каменной фигурки и девушки с волосами, увитыми плющом, привели мистера Хонифута к определенным выводам. Он считал, что нашел убийцу — им оказался человек из Эвбери. Поэтому мистер Хонифут отправился в приходскую церковь Эвбери, чтобы посмотреть старинные документы. «Теперь, когда я узнал, кто убийца, — объяснял мистер Хонифут мистеру Сегундусу, — возможно, мне удастся выяснить что-нибудь о девушке и о том, какие темные помыслы подтолкнули злодея к убийству». Мистер Сегундус поехал вместе с другом, чтобы помочь ему разобраться с латынью. Однако, несмотря на любовь мистера Сегундуса к древним манускриптам (поистине, никто не любил их больше него) и веру в конечный успех, он сомневался, что семь латинских слов пятисотлетней давности могут разгадать загадку человеческой жизни. Впрочем, мистер Хонифут излучал оптимизм. Затем мистеру Сегундусу пришло в голову, что раз уж они попали в Уилшир, то неплохо бы осмотреть Призрачный дом, который никто из них раньше не видел.

Со школьных лет многие слышали о Призрачном доме. Название вызывало смутные воспоминания о колдовстве и руинах, хотя мало кто из школьников задумывался о значении Призрачного дома в истории английской магии. Правда состоит в том, что даже историки магии спорят о Призрачном доме, и многие склонны считать, что значение этого памятника преувеличено. Дом не был отмечен знаменательными магическими событиями английской истории, а из двух чародеев, некогда в нем живших, один был шарлатаном, а другая — и вовсе женщиной (и то, и другое — дурная рекомендация в глазах современных джентльменов-историков и джентльменов-волшебников). Тем не менее на протяжении двух столетий Призрачный дом считался самым магическим местом в Англии.

Его построил в шестнадцатом веке Грегори Авессалом, придворный волшебник Генриха VIII, королевы Марии и королевы Елизаветы. Если измерять успех чародея количеством произведенных чудес, то назвать Грегори Авессалома магом было бы большим преувеличением, так как его магические опыты редко заканчивались удачей. Однако если измерять успех чародея количеством заработанных денег, то Грегори Авессалома можно признать величайшим английским волшебником, ибо, родившись в бедности, умер он богачом.

Одной из самых смелых авантюр Авессалома была продажа датскому королю заклинания, которое, как утверждал чародей, превратит плоть короля Швеции в воду. Разумеется, ничего подобного не случилось, а на деньги, вырученные за горсть алмазов, полученных в уплату за заклинание, Авессалом построил дом. Хозяин украсил его турецкими коврами, венецианскими зеркалами и прочими прекрасными вещами, и вот, когда дом был построен и обставлен, с ним начали случаться, или могли бы случаться, а возможно, и вовсе не случались весьма странные вещи. Некоторые ученые считают (а некоторые с ними не соглашаются), что вся та магическая сила, на обладание которой претендовал Авессалом, стала проявляться в доме помимо воли хозяина.

Лунной ночью 1610 года две девушки, выглянув из окна, увидели толпу прекрасных женщин и мужчин, водивших хороводы на лужайке перед домом. В феврале 1666 года ирландец Валентин Грейрейкс имел обстоятельный разговор на древнееврейском с пророками Моисеем и Аароном в маленьком коридоре около огромного бельевого шкафа. В 1667 году миссис Пенелопа Чилмортон, гостившая в доме, заглянула в зеркало и увидела девочку трех-четырех лет. На глазах женщины девочка в зеркале росла и взрослела, пока миссис Чилмортон не узнала в ней саму себя. Между тем отражение продолжало меняться, пока не превратилось в высохший труп. Репутация дома основывалась на этих и сотнях подобных историй.

У Авессалома была единственная дочь по имени Мария. Она родилась в Призрачном доме и прожила там всю жизнь, покидая Дом не более чем на день или два. В дни ее юности в доме гостили короли и послы, ученые, военные и поэты. Даже после смерти отца Марии многие посещали знаменитый дом, чтобы взглянуть на последние ростки некогда пышной английской магии перед наступающей долгой зимой. Когда о доме начали забывать, он захирел и стал разрушаться, а сад одичал. Однако Мария Авессалом отказывалась чинить отцовский дом. Даже разбитую посуду она оставляла на полу [42] .

В год ее пятидесятилетия плющ разросся так буйно, что заплел все углы и пол, мешая ходить. Птицы пели внутри и снаружи. Когда Марии исполнилось сто лет, и дом, и она сама окончательно одряхлели, хотя жизнь в них еще теплилась. Так продолжалось еще сорок пять лет, пока одним летним утром Мария Авессалом не умерла в своей постели, осененная листвой огромного дуба.

Приближаясь в этот жаркий полдень к Призрачному дому, мистер Сегундус и мистер Хонифут немного волновались, что мистер Норрелл узнает об их путешествии, ибо с каждым часом, вращаясь среди министров и адмиралов, мистер Норрелл становился все более важной персоной. Больше всего их пугало, что он заподозрит мистера Хонифута в нарушении договора. Поэтому, стремясь, чтобы как можно меньше людей знало о цели их путешествия, они никому не сказали о том, куда направляются, и ранним утром, наняв на ферме лошадей, окольными путями поскакали к дому.

Длинная пыльная аллея заканчивалась высокими воротами. Мистер Сегундус спрыгнул с лошади, чтобы открыть их. Чугунные замковые ворота насквозь проржавели и почти утратили первоначальную форму. От прикосновения к воротам на ладони мистера Сегундуса остался пыльный след, словно от высохших и измельченных розовых лепестков. Чугунные завитки некогда украшали крохотные барельефы; лица, искаженные злобными гримасами, превратились теперь в ржавую труху, словно демон, ответственный за ту часть ада, где ныне жарились эти грешники, слишком рьяно отнесся к разжиганию печей.

За воротами над аллеей нависали вязы, ясени и каштаны, розовели тысячи бледно-розовых кустов, яркой лазурью синело небо. Вдали поднимались четыре высоких фронтона, торчали печные трубы. Однако сам дом лежал в руинах уже более столетия и сейчас в нем было столько же бузины и шиповника, сколько серебристого известняка, столько же летнего ветра, сколько железа и дерева.